Типовой советский праведник поголовно был описан… да где только не описан. Да. Эдакий бессребреник, сражающийся за правду-матку, правда, в пределах отдельно взятого производственного коллектива. Или подъезда. Или семьи.
Одет поплоше с советского плеча, частенько с опухшим от дел портфелем и с лицом, помятым в битвах.
С черного хода – ни ногой.
Взятку дает неумело. Лучше совсем бы не давал – ведь сдает мздоимца правосудию тут же, с пионерскими ясными глазами, независимо от возраста. Потом наливается жиденьким чаем на кухне и в обнимку с верным другом поет «Солнышко лесное». Или:
«И комиссары в пыльных шлемах
Склонятся молча надо мной».
Плачет, глядя на вырезки из «Огонька» с лицами советских спортсменов. Бережно хранит зачитанную до дыр «Как закалялась сталь» или «И это все о нем».
Проводит ночи напролет в тягостных раздумьях над книгой Ильенкова «Диалектическая логика» и 45 томом из ПСС В.И. Ленина. Вконец отчаявшись что-нибудь понять, берется читать рукописи Маркса.
Засыпает под утро на пять минут и бежит за первым трамваем в стоптанных туфлях, чтобы успеть к началу рабочего дня.
В девяностые праведники не растерялись. Точнее, большая часть праведников. С ясными лицами комсомольцев первых пятилеток сидели на тусовках новых российских бизнесменов, - комсомольских братков, успевших оторвать кусок пожирнее. Проникновенно говорили о либеральных ценностях и новой России. Поначалу неуверенно выговаривали новые истины новейшего времени: «закономерный крах СССР», «гибель коммунистической диктатуры» и за телекамерами с глупенькой улыбкой: «Ленин – дурак».
Ленинские принципы – Нагорная Проповедь семидесятых, - беспросветная глупость тоже.
Стали православны до исступления, до спазма в глазах.
Разъезжали по заграницам с лицами советских колхозных лохов, впервые добравшихся на всесоюзные выставки в Москву. Уже громко и с пафосом повторяли «Ленин – дурак», клялись в том, что ночи напролет думали об этом под гнетом партийных хозяев тоталитарных кормушек. Срывали бешеные аплодисменты на европейских и американских подмостках и укладывали за глазами телекамер солидные чеки в новые хрустящие портфели.
Дома просто разрывались между всеми ультралиберальными тусовками. Уже в добротных костюмах небрежно бросали в охреневшую толпу телезрителей последние новости Бродвея.
Милостыня со всего мира обильно стекалась в бездну постсоветского прозрения. Потому писали, как и спали, – на ходу. Обличительно и проникновенно, но все листы отсвечивали странным зеленым светом.
И собирали щедрые гонорары. Последними, правда, не решались хвастаться перед публикой.
По большим праздникам тусовались в солидных ресторанах и клубах. Легко предоставляли свою просветленную физиономию нуворишам, и те фотографировались на фоне vip-праведников во всех мыслимых позах.
Любили трогательно вспоминать отдельно взятых партийных диктаторов советской эпохи6 то секретаря райкома, то горкома. Тот помог с квартирой, тот достал чехословацкий унитаз.
Правда, очень скоро сами научились принимать все мыслимые и немыслимые позы на фоне тугих кошельков.
Правда, подальше от телекамер.
Лесное солнышко старались не вспоминать.
Закаленную сталь прятали глубоко на антресолях.
По ночам грызли себя поедом за собственную глупость в 70-е и в начале 90-х. Однако очень скоро успокоились – тусоваться на фоне тугих кошельков безопаснее. Войны братков захватывали всю страну.
Пока билась не на жизнь, а на смерть новорусская братия, не скупясь, собирали спонсорские подаяния на свои бесконечные тусовки, проекты, ток-шоу вместе с такими же прозревшими праведниками под стареньким, но верным девизом: «Бабки не пахнут».
Теперь подступили новые праведники.
Тревожный блеск в тупых глазах такой же, как у лиц без определенного места жительства. Не могут сообразить, где разрешено праведничать. Как ни бьются, место не отыскивается. Паперти все заняты, вокзалы поделены. С утробной тоской понимают, что бомж – это не злая воля, а судьба. Пока еще неуверенно повторяют: «Бомж – стезя праведника новой России».
Но с каждым днем - уверенней.
Нервничают от собственной неповоротливости – новые времена не наступили, а грянули, как выстрел из бандитского пистолета темной ночью. Сказать нечего. Старые остроты пресны - новых еще не накропали.
Настойчиво запасаются фотографиями своих помятых физиономий на кухнях и рядышком с моськоподобными могиканами демократии, либерализма и шоу-бизнеса.
Стараются не афишировать свои связи и дружбу с комсомольскими нуворишами 90-х.
«Солнышко лесное» вспоминают с ностальгической истерикой.
Как четки, перебирают приевшиеся мудроты и свои биографические данные до 91 года.
Незаметно для самих себя обретают забытый облик советского праведника, - одеваются поплоше, но не с советского, а с бутикового плеча в стиле a la Застой.
Ругают почем зря всех подряд: и Президента, и Правительство, и Парламент. Их гнев, как безалкогольное пиво, не греет, не волнует, не заражает. Но упорно запасаются словоблудием впрок, перед долгой спячкой новейшей российской истории.
Судорожно подсчитывают подобранное на ходу из комсомольских карманов добро: машинки, дачки, награды.
Заказывают памятные рамки для истрепанных в поездках загранпаспортов.
«Как закалялась сталь» лежит поголовно на рабочих столах - служит основой для будущих могильных плит.
Плачут от обиды и безысходности по ночам в подушки.
Гневно кричат на публике, что не покинут родную землю.
Патриоты, однако!
Простое время настало. Совсем простое. И праведники пошли – такие незатейливые…
|
