Леонид Ольгин
Леонид Ольгин
Леонид Ольгин
Сам о себе, с любовью…Статьи и фельетоныЗабавная поэзия
Литературные пародииИ будут звёзды моросить..Путешествие в Израиль
Гостевая книгаФотоальбомФорум
Журнал "День"Любимые ссылкиКонтакты
 



Международный эмигрантский, независимый общественно - просветительский и литературный журнал «ДЕНЬ»

Журнал «ДЕНЬ» > Выпуск № 21 (30.04.2006) > Бессмертный

написано: 30 апрель 2006 г. | опубликовано: 30.04.2006

 

Борис ЮДИН, рубрика "Литературная гостиная"

Бессмертный

 

Из цикла "Счастливые люди"
   Восемьдесят третий год. Середина июля. Жарко и душно. На берегу у парома поставили жёлтую цистерну с пивом. Сразу же её облепили мужики. И пошли разговоры о том о сём.
         Мне надоело сидеть под навесом в окружении насупленных баб. Парома не было и не было. И я решил побаловаться пивком.  Только зря я слюни пускал раньше времени. На бочке висела бумажка с надписью: “ Пиво отпускается только в свою посуду. “  Ни своей посуды, ни пластикового пакета у меня не было. И от этого стало грустно. И тут от мужиков, что кучковались вокруг странного сооружения, напоминающего стол, отделился старик в мятом пиджаке.
     -   Стою, смотрю, вижу человек мается, – сказал старик, подойдя. – Посуды нет, что ли?
        Я кивнул.
     -  Ну, это горе – не горе. У меня банка лишняя есть.
        И дед, раскрыв женскую хозяйственную сумку, показал мне несколько литровых банок из- под маринованных огурцов:
     -  Видишь? Не горюй. Со мной не пропадёшь. Меня Никитой кличут. Кого хочешь спроси – все Никиту знают.
     -  А меня Борисом, – представился я.
     -  Еврей что ли? – заинтересовался Никита и тут же одёрнулся. - А по мне хоть бы и еврей. Что я евреев не видывал? Короче, мы с тобой, Боря, такой бизнес сделаем –  я тебе банку даю, а ты мне за это тоже пива возьмёшь. Типа, за аренду.
        Я улыбнулся:
     -  Хорошо, Никита. Согласен. Давай банки.
     -  Ты что, брат? Очумел? – вздёрнулся дед. – Ты видишь какая очередь?  Ты, как интеллигент, до вечера стоять будешь. Давай деньги, а сам иди к стояку.
        И Никита показал на одноногий дизайнерский шедевр.
        А там уже суетился горбатенький мужичок, вытирая круглую столешницу рукавом пиджака. Когда я подошёл, горбатый вынул из кармана трёх вяленых окуньков и торжественно разложил их на столе.
     -  Закуска, – объяснил он. – Сам ловил, сам вялил. Никакого обмана.
     -  Спасибо, – умилился я.
     -  Спасиба – таких денег нету, – объяснил мужик. -  По полтинничку штучка. Хочешь ешь - хочешь смотри.
        Я замялся, но тут прибежал довольный Никита с двумя банками в руках. Выставив их на стол, похвастался:
    -  Чуть прорвался. Народ совсем оборзел. Никакого тебе уважения.
       Потом отлил горбатому пива и объяснил:
    -  Это внучок мой. Афанасий.  Ну, за хорошего человека.
       Я догадался, что хороший человек – это я, и отхлебнул из банки.
       Пиво было жидким и тёплым. Я отставил банку и закурил. Закурили и мои случайные собутыльники.
       Помолчали.
       Потом дед Никита начал разговор:
   -   Ты, мил человек, если не хочешь пиво – не мучайся. Афанасий допьёт. Он не брезгливый.
   -  Это да, – подтвердил Афанасий.- Это уж точно.
      А дед продолжал балаболить:
   -  А ты, Боря, если хочешь узнать секрет бессмертия, так я расскажу. Даже и не сомневайся. Вот глотну самогоночки и всё расскажу, как оно было.
      Я с недоверием посмотрел на деда :
   -  Так нет самогонки, Никита. И взять негде.
   -  Ты, товарищ дорогой, таких слов Никите не говори. – взъерепенился дед. – Ишь ты! Негде взять. Давай два рубля - и бутылка на столе.
      Я задумался. Двух рублей было жаль. Но дед был убедителен, как ребёнок, просящийся на горшок. И я, покопавшись в кошельке, выложил на стол две рублёвых бумажки.
      Никита счастливо засмеялся:
   -  Ну, вот, Афанасий. Видишь? А ты говорил, что интеллигент не настоящий. Что ни на есть настоящий.
     Потом он сгрёб рублёвки со стола, порылся в своей сумке и выставил поллитровку с синеватой жидкостью. Вынув зубами пробку, скрученную из газеты, озабоченно спросил:
  -  Сам- то будешь? Нет? Ну, как хочешь. Нам больше выйдет.
    Потом Никита плеснул из бутылки в банки с пивом себе и Афанасию, аккуратно заткнул бутылку, спрятал в сумку и  провозгласил тост:
  -  Ну, чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось. Чтобы в следущем годе, было б с кем и было б где.
    Я подождал, пока мои собеседники выпьют, отгримасничают и закурят. А потом спросил:
  -  Так как насчёт секретов долголетия, Никита?
     Никита посерьёзнел:
  -  Ты, товарищ, надо мной не надекивайся. Молод ещё. А насчёт бессмертия – это целая история. Роман написать можно и за большие деньги продать.  Но я  даром расскажу своими словами. Ты только не перебивай.
     Словом, жил я со своей бабой и горя не знал. Троих сынов подняли. Внуки выросли. Стали мне вомьдесят лет справлять. Ну, понятно, выпили малость. А как без того? И вот на следующий день схватило у меня живот. Болит и болит. Что сделаешь? Пошёл к врачу. Тот крутил, вертел да и говорит моей бабе, что надо желудок резать. Мол, без этого никак не выйдет, потому что рак. Ну, резать, так резать. Отхреначили мне две трети. Оно бы и ничего, только жрать всё время хочется. А много не могу – не лезет. Вот и клюю, как тот воробей, по крошечке.
     Словом, прошло лет несколько. Иду я на кухню, чтобы перекусить чего- нибудь. И вдруг в глазах потемнело. Чую, что падаю, а ничего сделать не могу. И упал. Поднимаюсь – мать честная! Стою я на лугу некошеном. Трава в пояс. Тепло.  А на лугу бабы в белых балахонах хоровод водят и песни играют. Я подхожу. Глянул – что такое? Бабы все умершие, кто когда. А среди них Маруська, моя зазнобушка. Это когда я ещё малец холостой был, так с ней гулял. Вот вышла эта Мария из хоровода. Подходит и говорит:
  -   Заждалась я тебя, Никитушка. Что ж ты так долго?
      А я на неё смотрю во все глаза. А груди у неё такие пышные. Так под балахоном и торчат. Вот я не вытерпел. Правой рукой за сиську, а левой – под подол. Щупаю, щупаю – ничего нужного найти не могу. Ровное место между ног да и всё.
      А она смеётся:
   -  Грех это, Никитушка. Мы тут этим баловством не занимаемся.
      Тут мне сразу скучно стало. Тут я сразу сообразил, что рано или поздно явится пастух, что этих овечек пасёт. И тогда уж он мне всю мою красоту урежет по самое, как не надо. Сообразил я это и говорю:
   -  Ты, Маруся, - говорю, - подожди. Ты только подожди. Я сбегаю на кухню, кусну хлебца и назад.
      И побёг. Бёг, бёг – смотрю, а я в своей хате.  Сижу на носилках. А фельдшерица Нинка ратунки кричит.
      Тогда я встал, пошёл, хлебца поел да так и живу. Всё Бог смерти не даёт. Сынов всех схоронил, из внуков один Афанас остался. А я всё небо копчу.
    -  Это чистая правда. – подал голос Афанасий. – Я в огороде был. Захожу в дом. Глядь, а дед на полу лежит и не дышит. Я бегом к соседям. Потому что у них телефон есть. Позвонил в Скорую. Ну, пока то да сё... Короче приехали через час. Фельдшерица Нинка посмотрела на деда и хайло своё раскрыла, что Скорая покойников не перевозит, что, типа, ложный вызов. Кричала, кричала, а тут дед встал и на кухню пошёл. Так эта Нинка, паскуда, до сих пор заикается.
    -  Так вот, Боренька, – продолжил дед. - Такое мне счастье вышло. Ну, Афанас, пошли. А то прицепились к порядочному человеку.
       Дед Никита подхватил свою сумку, и они с Афанасием исчезли между серых заборов.
      Я постоял, закурил и сказал мужику, пившему пиво напротив меня:
   -  Это ж надо? Действительно, счастливый дед.
   -  А чего ему быть несчастливым? – отозвался мужик. – Раскрутили тебя на бутылку, как лоха последнего. Идут сейчас и смеются. Они тут каждый день промышляют. Ищут, кто почище одет и крутят. А горбатый этому деду никто. Называет себя внуком, чтобы правдивей вышло.
      Я хотел было возразить, но подошёл паром, и я побежал, чтобы на него не опоздать. Да и нечего мне было возразить.
   






Леонид Ольгин