В обшарпанном штабе неподалеку от иерусалимского рынка «Маханэ Йегуда» и в местных отделениях во всех крупных городах Израиля толпились активисты, добровольцы, журналисты, многочисленные доброхоты, да и просто любопытные, желавшие своими глазами посмотреть, как делается революция. Все было открыто настежь. В штабе стоял непрекращающийся гомон. Народ там работал разный – студенты йешив в белых рубашках и черных ермолках, бородатые поселенцы с автоматами, в ковбойках и вязаных цветных ермолках, репатрианты из России, которых трудно с кем-то спутать, повязанные платком религиозные женщины. На сей раз было множество выходцев из исламских стран, активистов из кварталов бедноты и периферийных «городков развития». Городки эти были не то, чтобы развитыми. Название, как часто бывает, выражали лишь благие намерения планировщиков: Офаким – горизонты, Нетивот – перспективы, Шдерот – поля …
Во всем чувствовалась нервозность. Никто не боялся неудачи на выборах – опросы сообщали, что за КАХ проголосует более 5% израильтян, а внутренние данные говорили о 7-8%. Известный социолог проф. Йоав Пелег выяснил, что партия раввина Кахане в периферийных городках занимает третье место по популярности. Причиной нервозности было то, что лидер движения Меир Кахане последовательно отказывался хоть на йоту смягчить свои высказывания, приводившие в смущение и трепет израильскую общественность. Он последовательно был верен своему стилю негативному, а часто деструктивному.
Окружение Кахане и советники шептались между собой, что рабби не прав и «надо бы полегче выражаться». Но, как выразился однажды сам Кахане: «Одно из хороших качеств нашей партии, что у нас нет демократии».
Гром грянул в сентябре, когда Верховная избирательная комиссия запретила партии КАХ баллотироваться. «В программе партии содержатся призыв к ликвидации демократического характера Государства Израиль». Чуть позже, Верховный суд признал законность решения комиссии.
Не раз приходилось наблюдать политические штабы после неудачи. Памятны пустые коридоры ЦК партии «Авода» по улице Аяркон в Тель-Авиве. Покинутый всеми штаб бывшего «гегемона» израильской политики; пустые кабинеты, бумаги на полу… лишь Шимон Перес с несколькими молодыми помощниками сидел в большом зале. Он пришел «спасать» положение. Всю свою политическую карьеру Пересу приходилось спасать партию, к разрушению которой он сам прикладывал руку…
Помнятся пустые кабинеты в Бейт-Жаботински в Тель-Авиве после поражения правого «движения национального лагеря» Ликуд в 1992 г. В штабе не было почти никого… Лишь в конце коридора кто-то с сильным русским акцентом кричал, что ему должны деньги, что «ребята работали и теперь ждут», ссылался на какого-то Алекса Принца. И испуганная секретарша, вышедшая по недоразумению на работу, куда-то ушла и сама удивленная вернулась с подписанным чеком.
В КАХ неудача выглядела иначе. Деятельность не прекратилась, хотя толку стало меньше… Активисты стали тихо уходить. Ситуацию лучше всего выразить русским жаргонным «слиняли»… В движении царило недоумение, исчезли оппортунисты, обсцессивные активисты, которых полно при любой политике. Даже ядро движения, люди, лично преданные лидеру были обескуражены. Не удалось организовать массовых манифестаций и демонстраций протеста, исчезли многие активисты. Лишь сам Меир Кахане казался невозмутимым и уверенным в будущем.
Меир Кахане попал тогда в центр внимания мировых СМИ, раздавал многочисленные интервью израильским и зарубежным журналистам, много ездил, выступал и разоблачал «лицемерие израильского истеблишмента и ложь израильской демократии». Как всегда он был окруженный незримой стеной, жил в своем особом мире идей и образов. Это качество быть близким и одновременно сохранять дистанцию чувствовали на себе все, кто его хорошо знал. Особенно те, кто казались себе наиболее приближенными. Йосэф Шнейдер, Йоэль Лернер, Йоси Даян, Авигдор Эскин, Эли Адир, Барух Марзель, Михаэль Бен-Хорин и другие, считавшие себя близкими к «рэбе», а затем, разными путями отодвинутые и покинувшие движение, могли в полной мере ощутить эту особенность Меира Каханэ. Даже наиболее близкий кружок соратников, сформированный в Америке еще в ранние 60-е, видевших в Кахане учителя-«рэбе» и последовательно поддерживавших все его проекты и идеи, и те ощущали его обособленность.
Характерен рассказ ветерана Лиги Защиты Евреев (Jewish Defence League JDL) записанный нами недавно в Нью-Йорке: «Я познакомился с рэбе в 1966 г. Он тепло меня принял, ввел и познакомил со всеми. Я сразу почувствовал его обаяние и величие. С тех пор приходилось многократно с ним встречаться, близко работать, участвовать в акциях JDL – рейды против расистов, миссионеров и антисемитов, диверсии против советских учреждений, против агентства импресарио еврея Сола Нирока, устраивавшего в США гастроли советских артистов…Потом я помогал в сборе денег для Института Еврейской Идеи, для поселения Эль-Накам, встречался с Кахане в Израиле… Но странное дело. За все это время я не приблизился к нему ни на инч, не стал понимать его ближе или лучше, чем в первый день знакомства».
Калейдоскоп событий знойного сентября 1988 г. привел в конце концов к одному единственному человеку, могущему с полным правом заявить, что знает Меира Кахане и, наверное, единственного его настоящего друга – его матери Соне Кахане. Она поила меня чаем с лимоном, угощала суховатым печеньем, напоминавшим коржики моей бабушки, показывала фотоальбомы.
Соня (Сарра) Каханэ, в девичестве Трейнина, родилась в семье состоятельного торговца зерном где-то на Волге, кажется в Сызрани. Девочка была боевая, доставляла хлопоты родителям. Озорной взгляд сохранился до старости. Темперамент ей, наверное, достался от матери, в страшные дни Гражданской войны не боявшейся ни красных, ни белых. Мать арестовывали и те, и другие. Трейнины бежали в Самарканд, оттуда в Петроград, а затем эмигрировали в спокойную буржуазную Латвию и поселились в Двинске, где жила большая родня.
В 1927 г. отец семейства отправился в поисках счастья в «А Голдене мединэ», золотую страну, как называли евреи Америку. Через год он выписал семью. Семья плыла на большом польском пароходе. Так случилось, что в Ярмуте в Англии на борт поднялся премьер-министр Британской империи Рамзей Макдональд. А в Нью-Йорке в порту премьера ожидала небольшая, но шумная демонстрация евреев, протестовавших против британской политики в Палестине. Среди демонстрантов был Чарльз (Иехезкиэль-Шрага) Кахане, родившийся в раввинской семье потомков каббалистов в древнем городе Цфат (Сафед) в Стране Израиля. Вскоре после первой встречи, Чарльз и Соня обвенчались и поселились в районе Флэтбуш в Бруклине. Чарльз был раввином в синагоге «Шаарей Тфила», а Соня – примерной еврейской женой, как говорится в священных источниках «эшет хаяль». Впрочем, известна она была всему еврейскому Нью-Йорку и не только, как первая религиозная еврейка, севшая за руль автомобиля.
В 1932 г. родился сын Меир. В 1938 г. пришли печальные известия из Палестины, где началось Великое арабское восстание. Невестка Чарльза Кахане Ципора, ее мать и ребенок попали в засаду и были убиты арабскими бандитами на дороге из Цфата в Акко. Убитый горем и слегка не в себе приехал в Америку дядя Меира Кахане Мордехай и поселился у них в доме. Он не мог избавится от кошмара и постоянно рассказывал свою историю. По словам Сони Кахане в интервью Роберту Фридману из нью-йоркской Vilage Voice, тогда у маленького Меира проснулась ненависть к арабам. Другое событие в семье Каханэ – визит в дом лидера ревизионистского сионизма Владимира (Зеева) Жаботинского в 1940 г. В семье рассказывали, что Жаботинский очаровал маленького Меира. Вождь посадил мальчика к себе на колени и сказал: «Меир, иди моим путем».
Жаботинский, по рассказам многих, любил бывать в домах своих сторонников. Об этом вспоминал в интервью старый активист БЕЙТАР, затем офицер СМЕРШ, артивист алии и руководитель союза ветеранов ВОВ из Беэр-Шевы Йосиф Варшавский. О своей встрече с Жаботинским рассказывал мой отец Борис Дорфман.
Влияние Жаботинского на Кахане несомненно. Влияние «Этики железной стены» Жаботинского видны почти на всех книгах, особенно «Мой Народ» и «Слушайте евреи!».
В фотоальбомах Сони Каханэ запомнились детские и юношеские фотографии – Меир – ученик известной «Мирэр йешивэ» в Нью-Йорке, Меир – студент в Brooklyn College, молодой выпускник Юридической школы при Нью-йоркском Университете, в шапочке мастера на выпускном вечере Департамента политических наук. Были фотографии периода Лиги защиты евреев, основанной Кахане в 1968 г. Соня была секретарем в офисе Лиги на Пятой авеню в Манхеттене и считалась там «матерью лиги». Здоровый критицизм умной еврейской женщине не изменял ей тогда, как не изменяла ей память. На одной из фотографий 60-х гг. Меир Кахане и члены JDL со своими сомнительными союзниками из Итало-Американской Ассоциации Защиты Гражданских Прав, созданной, как оказалось, боссом мафии Джозефом Коломбо-старшим.
В 1971 г. власти Нью-Йорка всерьез обеспокоились деятельность Лиги и семья Кахане репатриировалась в Израиль и поселилась в Иерусалиме. Соня Кахане всегда гордилась сыном, помогал в его политической и общественной карьере. Второй сын – Нахман был активен в Лиге Защиты евреев, но потом удалился от общественной и политической деятельности. Мать и брат называли Нахмана Кахане «тише воды». В альбоме, помню, были фото из тюрьмы в Рамле, куда Кахане попал из за нарушения режима закрытых территорий. Время в тюрьме было очень продуктивно для Меира Кахане. Там были написаны, явно вдохновленные образом библейского пророка Иеремии в темнице. Там же, по-видимому, была задумана яркая и наиболее спорные работы 1980 г. «Соринка в вашем глазу» (The Thorn in Your Eyes) и «Искупление и вера» (Redemption and Faith). В 1978 г. Соня Кахане овдовела.
В 1984 г. сын Меир был избран в Кнессет, а в 1988 г. его политическая деятельность фактически была прекращена решением Верховного суда Израиля. Кружок сторонников, помогавших Меиру Кахане во всех его идеях и проектах: Йешива Еврейской Идеи, партия «Ках», «Музей предстоящего Холокоста» шел за Кахане всю его жизнь. Они верили, что пройдет немного времени и р. Кахане выдвинет новую идею. В 1989 г. Кахане провозгласил в Иерусалиме создание «Государства Иудея», охватывающее все удерживаемые, но не аннексированные территории исторической Страны Израиля. 5-го ноября 1990 г. во время лекции перед небольшим кружком последователей Кахане был убит фанатиком-палестинцем.
На похороны рава Кахане в Иерусалиме пришло, по разным оценкам, от 20 до 50-и тысяч человек. Люди шли, чтобы выразить свою боль, гнев, поддержку идей Кахане. Только огромными усилиями полиции похороны не перереосли в арабский погром. И лишь одна женщина, Соня Кахане стояла в огромной, невиданной до того в Израиле толпе и оплакивала не очень спорного идеолога и политика, не раввина, не плодовитого и страстного литератора, не уличного оратора и вождя, а своего сына Меира.
После гибели сына Соня Кахане была избрана почетным президентом «Центра Еврейской Идеи», призванном воспитывать молодое поколение в духе кахановских идей «еврейского героизма». Говорят, она рассердилась, когда ее внук Биньямин-Зеев Кахане вызвал раскол в движении «Ках» и основал свою группу «Кахане хай» (Кахане жив). 31 декабря 2000 года семья внука попала в засаду террористов по дороге домой в поселение Тапуах. От пуль террористов погибли Бинямин-Зеев Кахане и его жена Талия.
Не получилось у меня подойти к Соне Кахане на похоронах сына. Не смог приехать и на похороны ее внука. Не вязалась она с похоронами, с горем. От нашего первого знакомства запомнился молодой и веселый взгляд Сони Кахане. Казалось, она сама с интересом и удивлением оглядывается на себя, ставшую почтенной бабушкой.
|